Примечание редактора: Статья создана на основе записей автора из его собственного дневника. Антонин Т. Горак был капитаном в Словацком восстании во время Второй мировой войны, и он рассказывает о своем открытии странной “лунной шахты” в пещере в Чехословакии. Доктор Горак – лингвист, теперь гражданин США, живущий в Пуэбло, штат Колорадо, и он надеется убедить спелеологов изучить таинственный лунный вал и выяснить его истинную природу.
Иллюстрации были сделаны с набросков, которые он лично сделал 20 лет назад в пещере, расположенной недалеко от деревень Плавница и Любочна, примерно в 49,20 с.ш., 20,70 в.д. Дневник был написан на месте и начинается с того момента, когда доктор Горак и двое его раненых солдат были найдены крестьянином и спасены:
23 октября 1944 года
Вчера рано утром, в воскресенье, 22 октября, Славек нашел нас в окопе и спрятал в этом гроте. Сегодня в сумерках он и его дочь Ханка пришли с едой и медикаментами. Мы не ели с пятницы, а до этого, во время двух последних боев, у нас был только кукурузный хлеб, да и того мало. Все равно наш склад был на последнем издыхании, подвозчики снабжения были рассеяны из-за неразберихи и вражеской атаки.
В субботу днем остатки нашего батальона (184 человека и офицера, четверть раненых, 16 носилок) отступали по снегу северного склона. Моя рота была в тылу. На рассвете воскресенья два 70-мм орудия открыли по нам огонь с близкого расстояния – примерно с трехсот метров. Продержавшись на позиции 12 часов, я приказал постепенно прекратить перестрелку и отступить. Но в нашей левой траншее кто-то проявил неосторожность, и это вызвало 2 прямых попадания – снаряды, двое раненых. Прибыв туда, я столкнулся с противником, поймал левой ладонью штык и пулю и получил удар по голове, который вывел меня из строя. Если бы не меховая шапка, что мне бы проломили череп.
Я пришел в себя, когда кто-то вытаскивал меня из окопа, это был высокий крестьянин. Он набивал снег мне на руку и ухмылялся. Потом этот грубый и настоящий самаритянин схватил Юрека, сорвал с него штаны, выдернул из бедра длинный кусок стали и посадил его голым телом на кучу снега. Мартин, с рассечением через живот и в живот, был аккуратно перевязан. Крестьянин, соорудивший носилки, представился Славеком, овцеводом, хозяином здешних пастбищ. Благодаря тому, что Славек тащил и направлял нас, нам потребовалось четыре часа, чтобы добраться до этого ущелья.
Славек раздвинул камни и открыл расщелину – вход в этот просторный грот. Поместив Мартина в нишу, мы с удивлением увидели, как Славек исполнил религиозный церемониал: он перекрестил себя, каждого из нас, грот и, с глубоким поклоном, его заднюю стену, где мне бросилось в глаза отверстие.
Собираясь покинуть нас, Славек совершил тот же священный обряд и попросил меня не заходить дальше в эту пещеру. Я пошел с ним за сосновыми ветками, и он рассказал мне, что только однажды, с отцом и дедом, был в этой пещере; что это огромный лабиринт, полный ям, в которые они никогда не горели желанием лезть, очагов ядовитого воздуха, и “наверняка там есть привидения”. Я вернулся в грот с моими людьми около полуночи, измученный, голова очень болела, успокаивал ее снегом. Мартин был без сознания, Юрека лихорадило. На завтрак, обед и ужин у нас с ним была горячая вода, и, слава Богу, у меня была моя трубка. Я положил вокруг Мартина теплые камни, а Юрек заступил на первую вахту.
Ужасная ночь. Мартин в сознании; я дал ему 3 аспирина и горячей воды с каплями Сливовицы. Юрек голодно ковылял вокруг двух немецких касок, в которых он кипятил воду, в которую я добавлял 10 капель Сливовицы – наш завтрак. При таком обилии снега, неминуемом сходе лавин и везде шныряющих лыжниках противника, Славек, возможно, не сможет пробиться к нам с едой еще несколько дней. Да и мне не стоит пытаться охотиться и изучать ландшафт, пока у меня на руках два обездвиженных человека.
Но зато у нас есть эта пещера, которую Славек знает лишь частично; в ней может быть больше, чем один известный вход, и в ней могут быть спящие съедобные животные. Эти возможности я обдумывал, пока Юрек жевал сосновую кору, и, как и ожидалось, он умолял меня пойти побраконьерить в пещеру Славека и обещал хранить молчание. А я был не только голоден, но и жаждал узнать, что заставляет такого самоуверенного Славека бояться пещеры настолько, чтобы взывать к божествам.
Рисунок их дневника Антонина Горака
Я начал свой поход по пещере с винтовкой, фонарем, факелами, киркой. После не слишком ловкой и опасной прогулки и нескольких протискиваний, всегда используя самые легкие и помеченные боковые проходы, я приполз, примерно через полтора часа, в длинный, ровный проход, конец которого упирался в отверстие размером с бочку.
Все еще стоя на коленях, я застыл в изумлении – там стоит что-то вроде большой черной силосной башни, обрамленной белой рамкой. Восстановив дыхание, я подумал, что это причудливая, естественная стена или занавес из черной соли, или льда, или лавы. Но я был озадачен, а затем потрясен, когда увидел, что это стеклянная гладкая передняя поверхность, похоже, рукотворного сооружения, который со всех сторон уходит в скалы. Красивая, цилиндрически изогнутая она указывает на огромный объект диаметром около 25 метров.
Там, где эта структура и скалы встречаются, большие сталагмиты и сталактиты образуют сверкающую белую раму. Стена равномерно иссиня-черного цвета, ее материал, похоже, сочетает в себе свойства стали, кремня, резины – кирка не оставляет никаких следов и энергично отскакивает. Даже мысль о том, что это артефакт размером с башню, встроенный в скалу посреди непонятной горы, в диком краю, где даже легенды ничего не знают о руинах, горном деле, промышленности; заросший вековыми пещерными отложениями, вызывает недоумение. Этот факт ужасает.
Не сразу заметная, трещина в стене появляется снизу, шириной около 20-25 см, сужается до 2-5 сантиметров и исчезает в потолке пещеры. Ее внутренняя сторона, справа и слева, абсолютно черная и имеет острые гребни размером с кулак. Дно трещины представляет собой довольно гладкий желоб из желтого известняка и очень круто (около 60 градусов) упирается в стену. Я бросил в нее зажженный факел; он упал и погас с громким треском и шипением, как будто его в ведро с водой опустили.
Движимый желанием исследовать и полагая, что я достаточно тонок, чтобы пролезть через эту перевернутую замочную скважину, я полез внутрь. Извиваясь из стороны в сторону, с раненой рукой, вверх ногами, почти стоя на голове, в судорогах, хотя моя правая рука с лампой могла двигаться в расширенной трещине надо мной, сужение усилилось, и я должен был выбраться, вернуться, быстро. И это превратилось в борьбу с узким пространством. Когда я все-таки выбрался и восстановил дыхание, я был слишком увлечен этой загадкой и полон решимости разобраться в ней. Но на сегодня с меня было достаточно и надо было подумать о тактике.
Я вернулся в лагерь около четырех часов дня. Юрек вымыл Мартина, держал его между теплыми камнями, а я дал ему три аспирина и горячую воду со Сливовицей, чтобы он глотнул. Я объяснил Юреку, что для охоты в пещере нужно много дыма, шестов и веревки. Слава богу, Славек и Ханка пришли с провизией. Когда они ушли, я проводил их за сучьями для факелов, вернулся в лагерь около двух часов ночи, смертельно уставший, но наконец мы поели – Юрек слишком много – и я заступил на свою вахту.
24 октября 1944 года
Спокойная ночь; Мартин пьет чай с медом от лихорадки; надеюсь, мы его вытянем. Задняя часть Юрека даже не распухла, но моя голова все еще гудит. Я разрезал наши ремни, сплел 8 метров прочной веревки и в 10 часов вечера был у стены. Закрепил веревку на палке через трещину и, держа ее перекинутой через плечо, снова протиснулся в мрачную узкую пасть.
Как и вчера, лампа, на этот раз карбидная, находилась на палке впереди над головой. Когда она пролезла и опустилась, то свободно раскачивалась над какой-то пустотой, в которую я не мог заглянуть, и тут снова раздался шум, словно от бегущей воды. Не имея возможности повернуться, я опасался, что впереди яма, заполненная водой, и я окажусь в ней – в буквальном смысле – в стойке на голове.
Я извивался вверх и вниз; моя одежда зацепилась за выступы, сбилась на плечи и голову и образовала пробку с головой в центре. В результате такой судорожной борьбы я чуть не сгорел заживо от зажженного факела. Когда я выбрался и встал на ноги, меня трясло от усталости и мучили страшные видения.
В стене нет свободно лежащих камней, поэтому я разбил сталагмиты на короткие валики и запустил их в трещину. Они покатились, вызывая громкое эхо, и со стуком остановились, указывая на твердый пол и место для разворота. Я закинул туда же незажженные факелы, разделся, оставив только рубашку, и пополз за камнями и факелами. Уже знакомый с самыми злобными клыками в трещине, я пролез, получив лишь несколько порезов, немного опустился, скатился по наклонной и был остановлен знакомой стеной, атласно-гладкой, как и передняя стена.
Моя лампа все еще горела рядом со мной, но тут раздались непонятные звуки. Я зажег факелы и увидел, что нахожусь в просторной, изогнутой, черной шахте, образованной похожими на скалы стенами, которые пересекаются и образуют серповидный, почти вертикальный туннель, скорее шахту. Я не могу описать эту мрачность и бесконечные шепоты, шорохи и гулкие звуки, какое-то ненормальное эхо от моего дыхания и движений. Наклонный пол, по которому я скатился, напоминает твердый известковый “тротуар”.
Свет всех зажженных факелов не достигал потолка или того места, где эти стены заканчиваются или встречаются. Горизонтальное расстояние между вершинами вогнутой задней стороны передней стены и выпуклой задней стены составляет около 25 метров. Чтобы исследовать дальше, мне понадобится больше света и моя кирка, которая не пролезает в трещину и ее приходится разбирать.
Я ушел ликуя, в каком-то очаровании, смешанном с решимостью исследовать это большое сооружение, которое я считаю уникальным, единственным в своем роде.
На этот раз с поднятой головой, без одежды, которая могла бы зацепиться и загореться, я прополз через трещину совершенно невредимым, оделся, выкурил трубку и направился к своим. Я пытался поймать несколько летучих мышей, но не поймал ни одной. Юрек варил картошку и баранину и поэтому был склонен извинить мою неудачную охоту; он даже оценил ее опасность, когда ему пришлось смазывать царапины на моей спине и рубашке.
Мартин съел крошку хлеба с медовым чаем от лихорадки. После 18.00 я пошел за новой порцией факелов и вернулся около 22.00. Юрек заступил сразу на обе вахты.
25 октября 1944 года
У нас была хорошая ночь. Мартин, кажется, идет на поправку. Я рад, что бедро Юрека еще не настолько хорошо, чтобы он захотел пойти со мной на охоту за летучими мышами. Лучше, чтобы он ничего не знал о тайне пещеры.
Я подошел прямо к стене, разделся, как вчера, намазал себя бараньим жиром, просунул свои вещи в щель и стал пробираться внутрь, ногами вперед. Внутри я поднял вверх карбидную лампу теперь уже на двойном шесте, с четырьмя горящими факелами, но верхние концы скал так и остались в темноте. Я выпустил две пули вверх, параллельно стенам. Стрельба вызвала грохот, как от скорого поезда, но удара не было видно. Затем я выпустил по одной пуле по каждой стене, целясь примерно на 15 метров вверх от себя, получил большие сине-зеленые искры и такие звуки, что пришлось зажать уши между коленями, а пламя факелов дико заплясало.
Сборка кирки вызвала еще больший грохот. Я прощупал “тротуар” и начал копать там, где известь тонкая, в рогах полумесяца. Справа – сухой суглинок; слева, примерно в полуметре, я наткнулся на скопление эмали от зубов какого-то крупного животного; взял один клык и один моляр, остальное оставил. Копая дальше, на задней стене, примерно в полутора метрах ниже уровня тротуара, обнаружил вертикальный, мелко рифленый, волнистый рисунок. На ощупь он казался более теплым, чем гладкая поверхность. Я пробовал губами и ушами и считаю, что впечатление верное. В середине тротуар слишком толстый для траншейного колуна.
Когда факелы погасли, а я был в ледяном поту, я покинул “лунную шахту”, оделся, пошел туда, где водятся летучие мыши, и поймал семь штук. Юрек набил их хлебом и травами, и они стали изысканными “голубями”.
Славек и Ольга, его вторая дочь, пришли в сумерках с сеном, соломой, овечьим руном, еще лекарственными травами – черногловкой и очитником – и семенами ириса, отличного заменителя кофе. Я проводил его, заготовил сосновые факелы, два длинных шеста и вернулся около полуночи. Мартин достал последние таблетки аспирина, медовую воду; а Юрек опять заступил на две вахты.
26 октября 1944 года
Это была хорошая ночь. Я пошел в Лунный вал, чтобы продолжить эксперименты. На моей самой длинной сборке шестов карбидная лампа так и не осветила верхний конец этих скал. Я выстрелил над освещенным участком; пуля высекла огромные искры и произвела оглушительное эхо. Затем горизонтально по задней стене с аналогичным эффектом – искры, грохот, никаких осколков, только бороздка длиной в полпальца, от которой исходил резкий запах. После этого я продолжил копать в левом лунном роге и увидел, что волнистый узор простирается вниз, но в правом роге я такого узора не обнаружил.
Я покинул Лунный вал, чтобы снаружи исследовать переднюю стену и ее окрестности. Рядом со сталактитами есть несколько похожих на зубную эмаль осколков, которые при соскабливании дают слишком мелкий порошок, чтобы собрать его без клея, который я попытаюсь сварить из когтей нашего голубя. Я хотел получить образец особого материала стен, но, даже выпустив две пули в трещину, по выступам и попав в них, я получил только рикошет, удар грома, рубцы и тот же резкий запах. Ни кусочка не отлетело.
Возвращаясь в лагерь, я поймал несколько летучих мышей, и у нас снова появились “голуби”. Я приказал Юреку тщательно удалить все их следы, а когти оставил себе. Славеки прибыли, как обычно, в сумерках, принеся на этот раз четверть оленя, полкилограмма соли и банку карбида. Юрек взял себе обе вахты.
27 октября 1944 года
Мартин умер во сне. Юрек знает его родню, взял на себя ответственность за его вещи, включая бумажник с 643 кронами, часы с цепочкой и мое удостоверение. Теперь мы свободны и готовы уйти и присоединиться к нашему батальону, который находится где-то к востоку от Кошице. Со своей палкой Юрек может проходить около 10 километров в день, и все равно нужно двигаться осторожно. Мы начнем завтра.
В 10 утра я был в пещере, прощупывал ходы, чтобы найти обход за лунным валом; искал также лед и ядовитый воздух, о которых говорил Славек, и не нашел, хотя, возможно, они там есть. Затем я проскользнул в лунную шахту, чтобы порисовать, покопаться и поразмышлять, и вернулся в лагерь около четырех часов дня. Я приказал Юреку подготовить наши рюкзаки, почистить оружие, сварить еду на семь дней и приготовить то, что нам не понадобится, чтобы вернуть Славеку.
Он и обе девчушки, словно почувствовали, что Мартин умер, пришли, и мы отнесли его в карликовые сосны к окопу, где он получил смертельную рану, по очереди рыли ему могилу, помолились и похоронили его в одеяле. Следующей весной Славек должен будет установить хороший крест, за что я дал ему 150 крон. Славек проинформировал меня, как мог, о враге к востоку отсюда. Мы с Юреком вернулись в наш грот в полночь, и он принял обе вахты; завтра он сможет проспать почти весь день.
28 октября 1944 года
Спокойная ночь, хороший завтрак. Вырезал на кожаной полоске свое имя и т.д., вместе с золотой задней крышкой часов скатал и вставил обе гравировки в стеклянную бутылку, заткнул ее камешком и шариком глины, смешанной с древесным углем, и положил эту записку в Лунный грот, на вершину пепла от моих факелов. Она может оставаться там долгое время, возможно, до тех пор, пока строение не будет полностью скрыто за завесой сталактитов и сталагмитов. У Славека нет сына, которому он рассказал бы о своей пещере-загадке; его женщины не знают о ней, да и вообще дочери обычно выходят замуж в другие деревни. Через несколько десятилетий никто ничего не узнает, если я не вернусь и не обследую это сооружение.
Я сидел у костра и размышлял: что это за сооружение со стенами толщиной в 2 метра и формой, которую я не могу представить ни для каких известных сегодня целей? Как далеко оно уходит в скалы? Есть ли еще что-то за Лунным валом? Что или кто поместил его в эту гору? Является ли он окаменевшим рукотворным объектом? Есть ли правда в легендах, как у Платона, о давно исчезнувших цивилизациях с волшебными технологиями, которые наш разум не может ни постичь, ни поверить в них?
Я трезвомыслящий, академически образованный человек, но должен признать, что здесь, между этими черными, атласными, математически точно изогнутыми скалами, я чувствую себя словно в тисках чрезвычайно странной и мрачной силы. Я могу понять, что простые, но умные и практичные люди, такие как Славек и его предки, чувствуют здесь колдовство, скрывают его, оно не привлекло сюда армии туристов и коммерциализацию, которая, вероятно, разрушила бы их привязанную к природе торговлю и честную жизнь.
Если и когда я вернусь, то это будет с командой экспертов, хранящих тайну: геолог, металлург, специалист по пещерам; и, если объект действительно важен для развития знаний и цивилизации, нужно будет соблюсти уважение к интересам Славека.
На обратном пути в лагерь я закопал и спрятал лазы, ведущие к стене; в пещере могут быть входы, о которых Славек не знает, и какой-нибудь случайный первооткрыватель может начать взрывные работы “на предмет сокровищ” до того, как сюда доберется научная группа. Я был в лагере после трех часов дня, а около пяти пришли все три Славека, принеся с собой несколько вареных яиц.
Юрек попросил разрешения поговорить наедине со Славеком, а потом Ханка осторожно осведомилась у отца, можно ли ей выйти за Юрека замуж. Она плакала и смеялась, Юрек подарил ей свою фотографию и золотые часы, которые его отец привез из Америки; Юрек – хорошо зарабатывающий плотник в Братиславе. Я приглашен на свадьбу и постараюсь приехать. Чтобы быть уверенным, я дал Ханке письмо к знакомому ювелиру и велел ей купить в качестве свадебного подарка самый красивый набор богемских гранатов. Славеки привезли свою семейную Библию, и я сделал в ней несколько записей.
Крепко пожав друг другу словацкие руки, мы взвалили на плечи оружие и рюкзаки и пошли. Когда мы вошли в сосны и оглянулись, то увидели, что Славек маскирует вход в пещеру, а девушки заметают наши следы. Луна была яркой, снег блестел.
30 октября 1944 года
Мы двигались только в темное время суток и вдоль лесополосы. Днем, расположившись лагерем под красивой сосной, были встревожены звуками пехотного огня; подойдя, чтобы выяснить, мы увидели боестолкновение повстанцев с лыжным отрядом вермахта и польской голубой полицией (фашистами). Фашисты вскоре ушли, а мы, присоединившись к повстанцам, на целый день стали их гостями. Это была смешанная группа хачалутов, ZOB, DROR, из Жешувской области в соседней Польше, которые помогали в нашем восстании и теперь возвращались – через огромный снег – в свои обычные сектора между Краковом и Пшемыслом.
Их врачом была Рахель В., вдова убитого еврейского врача; она знала и рассказала нам о подвигах знаменитой банды Йезии Фрайман против нацистов и накормила нас двумя прекрасными горячими обедами. Когда эти доблестные бойцы пошли на север, нам пришлось идти на юг, к Кошице, которого мы достигли на 6-й день; там, получив указания, мы смогли присоединиться к нашему батальону, который ожидал следующего наступления Красной Армии, чтобы присоединиться к ней до конца войны.
В самые последние дни Второй мировой войны, по пути в Чехию, я вновь посетил это место. Славеки временно жили в Здаре. Я посетил могилу Мартина и осмотрел вход в пещеру. Я отнес собранные мною зубы животных куратору палеонтологии в Ужгороде, и он классифицировал их как взрослого пещерного медведя, Ursus spaeleus. После этого я стал строить догадки: трещина слишком мала; глыба известняка и сталагмитов перед трещиной не пропускает обломки внутрь; получается, что этот медведь, похоже, упал в Лунный вал сверху, который, возможно, имел выход на поверхность.
В переписке, касающейся планов публикаций этого журнала, доктор Джордж В. Мур предположил, что Лунная шахта могла быть растворена из круто наклоняющегося слоя известняка между изогнутыми параллельными листами кремнистого сланца. Я отношусь к этому скептически. Все внутренние поверхности Лунного вала состоят из одного и того же материала. Кроме того, такая гипотеза не объясняет своеобразный, точно параллельный, мелкорифленый рисунок на задней поверхности (или стенке) левого рога.
Во время моего последнего посещения этого места я осмотрел склон горы над пещерой и не обнаружил никаких воронок или ям, предполагаемых выходов Лунного вала на поверхность, куда мог провалиться предполагаемый медведь. Хотя, на этих очень крутых склонах в Татрах оползни могли стереть или засыпать любые такие выходы.
Пытался ли кто-нибудь расследовать эту историю и найти этот Лунный вал после второй мировой войны?
На сайте “Университет богатых искателей приключений” Майк Коллинз пишет:
Во время расследования этой истории я связался с археологом-геологом из США, после изучения информации, которую я ему отправил, он прислал мне по электронной почте поразительное заявление. Он считает, что возраст сооружения составляет от 300 до 310 миллионов лет! Эта история действительно становилась все более странной с каждым часом, я также обнаружил некоторые неизвестные ранее факты.
Например, известно, что Генрих Гиммлер отправлял несколько научных экспедиций в Татры в поисках легендарного “Лунного вала”, и что в середине и конце 70-х годов после смерти Антонина (Тони) члены его семьи обращались в КГБ с целью получить дневник. Ни одна из этих попыток не увенчалась успехом. В 60-х годах Тони познакомился с человеком по имени Тед Филлипс, который был очарован этой историей. Была организована экспедиция, но ее поспешно отменили, после событий в Чехословакии в 1968 году.
Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций.
