...В 1904 г. близко мне известный киевский профессор физики Я. Н. Жук прислал мне свою работу о мысленном внушении. Под внушением здесь, в противоположность словесному внушению, разумелось усиленное созерцание зрительного образа и усиленное думанье о нем. Автор для таких упражнений рекомендует простые контурные рисунки из прописей. Например, лестница: изображается двумя параллельными линиями, соединенными короткими поперечными черточками (ступеньки), — и в этом роде.
Лучше, если не участвующее в опытах третье лицо заранее заготовляет рисунки, и каждый очередной рисунок становится известным внушателю только в момент опыта. Отгадчик должен отгадывать. Может рисунки заготовлять заранее и сам внушатель. Отгадчик приводит себя в состояние рассеянности и, держа карандаш, отдается непроизвольному черчению навязчивых контуров. Относительно большой процент удачных опытов служит положительной аргументацией автору. Но и опыты с полной неудачей как будто обращались у него из отрицательных в положительные, так как бумажка индуктора (внушателя) тут держалась-де случайно, не плоско, а полусогнутой. Таким образом, если заданная, прямая линия получала в ответе какой-нибудь причудливый изгиб, то это долженствовало отвечать искажению кривого (параболического) зеркала.
Я тогда же организовал с моим другом, сочленом Саратовского общества естествоиспьн тателей, почвоведом И. А. Шульгой проверку опытов Я. Н. Жука. И вот какие получены были результаты (1901 г.).
Несколько опытов дали неопределенные результаты. Но три из них весьма поучительны. Мы расположились у меня в кабинете таким родом, чтобы всякое случайное, даже боковое видение было исключено. Тем не менее, первый же опыт дал смутивший обоих нас результат.
1-ый опыт. Я внушаю, воспринимает Шульга. Рисую без его ведома книгу, как обыкновенно рисуют контурно «том», корешком влево, крышки направлены вправо.
Шульга отвечает книгой, но в обратном виде — крышки влево. Результат замечательный... Неужто телепатия?.. Но не станем спешить, погодим...
2-ой опыт. Шульга внушает, я воспринимаю. Привожу себя в состояние рассеянности и пассивно предоставляю чертить руке непроизвольно — навязчивые контуры... Но что это? Решительно ничего не выходит.
Оказывается, задавалась — лопата.
3-ий опыт. Снова внушаю я, Шульга воспринимает. Рисую бутылку. Ответ: рюмка. Согласитесь, что это слишком... Ведь непроизвольного шептания даже заподозрить нельзя: слова (бутылка, рюмка) лишены всякого звукового сходства. Но здесь нечто большее — общность идеи. Итак: мысленное внушение и чтение мысли, конвекция, перенос идеи?... Ответ во всяком случае удивительный.
Читая впоследствии в 1904 г. работу д-ра Котика, я не сомневался, что он здесь непременно провозгласил бы победу.
Как раз в момент получения результата последнего опыта передо мной и моим товарищем вдруг предстало нежданное решение. И это не было ни озарение, ни полет фантазии — это был реальный звук, донесшийся из-за стены, из соседней комнаты. Я уловил и понял его, уловил и понял его и мой товарищ. Было за 11 часов вечера: из столовой, из-за стены доносился звук расставляемой к ужину посуды. Мы оба непьющие. Говорю не в оправдание, но констатирую факт. Однако у меня подавался в то время кем-то привезенный с Рейна презент, натуральный слабый напиток. Знали это друзья. И вот мы — жертва простого звукового внушения. Знаменательно, что распределение ролей строго выдержано: я, как хозяин, рисую бутылку, а Шульга, как гость, отвечает рюмкой. Причина едва не прошла для нас мимо поля сознания. Мы, в сущности, спохватились, хотя тут же, — post factum. Не уловив в разгаре опытов почти подсознательного восприятия, мы почти уже были в плену «телепатии», на ложной дороге. Ключ едва не ускользнул от нас незаметно.
Тогда я понял и «книгу». Этот опыт был самый первый. Когда мы с Шульгой вошли в кабинет, он до того завален был книгами, что, чтобы посадить Шульгу, мне надо было стул освободить от груды книг. Книга «влетела» мне в голову, как задание, а ему — как ответ: мы были рабы простого зрительного внушения. Одновременное, обоюдное общее зрительное восприятие. Я стоял справа от стула, а он — слева. Для меня верхняя книга была ориентирована вправо, а для него — влево.
Остается опыт с лопатой. Лопата — обязательный аксессуар почвоведа, это его орудие, инструмент. Его подсознательная сфера, так сказать, «населена лопатой». У меня в голове этого образа нет. Было бы чудо, если бы я ответил «лопатой». Вот тогда бы это была телепатия. Общего идейного стимула «лопата» для нас не было. Единственное представление одного из нас осталось при нем субъективным, изолированным, не могло проявиться достоянием обоих.
Ключ был неожиданно прост и не был придуман. Но мы были на волос от ошибки! Счастливый случай нас уберег. Вопрос решался пока отрицательно. Значит ли это, однако, что отрицательно решается весь вопрос с телепатией? Верно одно — это хороший урок экспериментатору. Я бы охотно назвал наши общие зрительные и слуховые самовнушения (quasi — телепатию) конвергенцией.
В 1911 г. в Саратове показывалась в кинематографе «Мурава» чтица мыслей. Я поинтересовался и захватил с собой два необычных предмета: чугунную фигуру лягушки (натурального вида и цвета) и карманный спектроскоп. Я тогда как раз спектроскопически установил присутствие абсорбционных полос хлорофилла в спектре экстрактов из кожи зеленых лягушек. Со мною на этом сеансе присутствовал д-р В. Н. Соколов.
На сцене стояла с завязанными глазами чтица мыслей, а в публике расхаживал импрессарио. Ему показывали предметы или сообщали задуманные слова, которые он должен был знать наперед обязательно. Затем он спрашивал свою даму, а она отвечала. Его фразы не были кратки и просты, они нагружались лишними быстро говоримыми словами: повторениями, поощрениями, частицами, междометиями. Например: «ну, вот, ну, ну, подумай, ты хорошенько только подумай — что это такое может быть? что? что такое?» Она как бы вслух размышляла: «Зубчики... Гребенка». Ее ответ насчет лягушки шел по частям: «Нет, нет, погоди, ты сперва хорошо подумай»,— говорил импрессарио. Дама — по выговору очевидная иностранка — гадала: «Как это?., зеленый Frosch — лягушка». О спектроскопе больше она сказать не могла, как «инструмент», а на вопрос — «Какой?» — ответила: «оптический». На этом и пришлось удовлетвориться.
Я колебался в догадке между чревовещанием импрессарио и условной речевой сигнализацией между импрессарио и дамой. Впрочем, введение иностранного языка в дело как-то бросалось в глаза и казалось неспроста странным.
В 1916 г. в Саратове показывалась, опять в «Мураве», отгадчица мыслей девочка Люция. Ее отец задавал вопросы, она отгадывала. Отцу тоже надо было наперед знать загаданное. Фразы его тоже не были просты. Вся обстановка опыта та же. Перед публичным сеансом отец Люции согласился врачам (мне и д-ру И. В. Вяземскому) показать свою дочь.
Она отгадала, что я доктор, мое имя, отчество и фамилию, год и месяц рождения. Все это перед тем я должен был обязательно сообщить отцу письменно на клочке бумаги. Самому содержать задуманное в уме оказалось недостаточным. Дочь и отец находились от нас близко, чревовещание исключалось. Я было попросил самому задать девочке мысленно что-либо известное мне одному, но тут отец вдруг перевел разговор на ее феноменальные способности к языкам... Что это? Опять языки? Вспомнилась манера прежней отгадчицы пользоваться иностранной (немецкой) речью; а через несколько дней меня из затруднения выручили мои собственные дети.
Дети как-то шутя уверяли меня, что научились отгадывать мысли и «выучились телепатии». Вот опыт: я задаю — вода. Дочь (индуктор) спрашивает другую дочь, уходившую из комнаты при загадывании (отгадчицу): «Ни Василий, ни Серебряков?» И та отвечает моментально: «Вода». Если бы дети были так недобросовестны, что настаивали бы в самом деле на телепатии, согласитесь, мне ничего не оставалось бы, как поверить. Но тут был сговор — в цепь входил иностранный язык «Вода» надо было мысленно перевести на немецкий — «Wasser», и каждое второе русское слово вопросной фразы — «Василий» и «Серебряков» — своим началом подсказывает слог немецкого слова: «вас» и «сер». Василий Иванович Серебряков — наш хороший знакомый, о котором только что была речь, и дочь-индуктор удачно воспользовалась этой ассоциацией. Вот еще опыт. Задана кошка, фраза индуктора к входящей отгадчице: «Шаг назад — отвечай». Сразу ответ: «Кошка». Шифр тут таков: в цепь введен теперь французский язык, слоги идут через два слова, после первого подсказанного слова. Сhаt(кошка) подсказано прямо. А так как после первого слова через два слова четвертого не следует, отгадчик избирает, естественно, один первый слог. Знание языков, как видите, помогает запрятать от вас ключ разгадки. Сговор между отгадчицей и индуктором заранее может быть усложнен чередованием языков, как и было с «водой» и «кошкой». Никаких данных для ваших догадок у вас не имеется и разгадывание шифра решительно невозможно.
Звуковая сигнализация профессионалов возможна по словам и по слогам: но ведь возможна еще и буквенная сигнализация. Судя по структуре и характеру фраз наших двух импрессарио, сигнализацию следует ожидать, по крайней мере, слоговую, а скорее — буквенную. При буквенной сигнализации, конечно, потребуется еще больший навык. Навык предполагает машинальную быстроту, поражающую тех, кто без навыка. Беглое чтение, для нас заурядное, чудесным кажется для неграмотного. Считка нот, артистическая игра виртуоза удивительны для неиграющего. Профессионал, чтец мыслей, грамотен в своем деле,— мы в нем неграмотны. Но из этого не следует делать никакого телепатического чуда.
Мы предложили отцу Люции устроить научный с нею сеанс для врачей у меня на дому. Отец сделал вид, что согласился охотно. А пока тут же, поскорей, использовал на начавшемся представлении этот наш разговор, что вот-де предстоит заседание врачей, являющееся порукой подлинности тех явлений, которые привлекают к себе серьезный научный интерес. Были тогда приглашены члены Психобиологического кружка психиатры и невропатологи: проф. И. И. Левковский, д-ра С. А. Лясс, Н. Е. Осокин, И. В. Вяземский, И. И. Линтварев и др. Постановка опытов имела сперва целью исключить чревовещание. Для этого Люция должна была отвечать отцу без слов — письменно, а не устно. Затем предстояло исключить сигнализацию, ограничивая индуктора-отца, стереотипной, выработанной нами, фразой вопросов, без всяких излишних слов. Путь последовательных исключений таким образом приводил бы нас к телепатии. Но никаким опытам, разумеется, не суждено было состояться, как этого и следовало ожидать: Люция и ее отец за внезапным отъездом прибыть вдруг никак не смогли... За час до назначенного заседания об этом из гостиницы по телефону сообщил посыльный мальчик...
Но можно ли, и где, искать телепатию?
Надо выделить здесь вопрос об отгадывании мыслей у платных профессионалов из общего вопроса об отгадывании мыслей. Статистическая редкость предполагаемых явлений, буде такие есть, очевидна. И вот при этой-то статистической редкости все наши случаи ограничиваются сполна профессионалами. Совершенно себе представить нельзя, почему бы столь редкое явление давало чуть ли не исключительное преобладание на долю продавцов телепатии? Это одно уже должно возбуждать к телепатии прямое сомнение.
У человека науки и человека подмосток диаметрально противоположные цели: одни стремятся раскрыть, другие — сокрыть истину. Вот я, например, могу заявить, что тщетно ищу эти феномены всю мою жизнь вне подмосток. Слышу и встречаю только у платных профессионалов. Остальные, крайне редкие, указания на умение отгадывать иногда карты, чужие мысли — среди людей круга ваших знакомых, стоит только прибилиэиться к случаю,— всегда оказываются основанными на слишком поверхностном наблюдении с крайне слабой критикой и с одной слепой верой.
В 1904 г. появилась статья д-ра Н. Г. Котика «Чтение мыслей и N-лучи». Эта работа как раз заимствует свой материал из балагана. Речь идет о девочке-вундеркинде, которую где-то в маленьком городке на ярмарке показывал отец. Привлечение сюда N-лучей, как увидим сейчас, было донельзя некстати.
В начале 1900-х годов разыгралась поучительная история самовнушения при научных исследованиях. Это была sui generis психическая эпидемия, в которую был вовлечен ряд незаурядных французских физиков. Блондло в Нанси, ученый с установившейся большой репутацией, в начале 1902 г. опубликовал работу о новых лучах, которые, как он заметил, порождаются Х-лучами Рентгена, в то время тоже научной новинкой. Он поспешил назвать свои лучи N-лучами, в честь своего города Нанси. Были изучены и описаны многие их свойства, которые, вслед за Блондло, подтвердили другие известные французские физики, прибавляя и дополняя свое: Маскар, Канете, Дарсонваль и др. Вы видите крупнейшие имена. Но одно своеобразное и любопытное обстоятельство, по меткому замечанию Гольдгаммера, обнаруживается при этом: это национализм, присущий открытым лучам. Видели их только французские физики, и их решительно не могли подтвердить физики других стран.
Не вдаваясь в подробности, надо сказать, что наблюдение имело в виду субъективное сравнение интенсивности крайне слабых степеней яркости электрической искры и фосфоресцирующего экрана в совершенно темной комнате. Однообразный треск и мелькание электрической искры в окружающей темноте, слабая фосфоресценция, вспыхивание, напряженное глядение и внимание... Не только физические условия ставили экспериментатора на грань зрительных восприятий, но и психологические условия способствовали возникновению самовнушаемости... Она и не замедлила себя проявить.
Как нарочно, роковое научное самовнушение родилось в колыбели внушения и гипнотизма, в Нанси, откуда вышла знаменитая плеяда гипнологов; Льебо, Бони, Бернгейм, Льежуа («нансийская школа"). Под боком было и объяснение...
Д-р Котик в Москве, не повторяя никаких физических опытов Блондло, а просто имевший в руках, быть может, даже не подлинный, а печатаный его документ, без всякой экспериментальной проверки, всему поверил на слово, чтобы построить свои скороспелые доводы на этой работе. Но когда Котик писал свою статейку, уже никаких N-лучей в природе не существовало: они были развенчаны и опровергнуты работами крупных авторитетов. И д-р Котик всуе привлекал их к погоне за научной новинкой для своих объяснений «мысленного» внушения, умственного внушения без слов. Как часто забывает и наш брат, что есть новости науки и новости дня — и не всякая новость дня есть новость науки.
В новой редакции 1907 г. работа Котика называется уже так: «Эманация психофизической энергии». Заметьте, новейшая новинка — эманация — опять без критики тотчас подхвачена д-ром Котиком, он ухватился теперь за модный термин «эманация» опять-таки без доказательств, которые потребовала бы экспериментальная физика. Примитивна и слаба экспериментальная обстановка у автора, слабый анализ, отсутствует критика. Зато претензия велика. Ничем не оправдывается и развязная заносчивость, с которой он обличительно обрушивается на осторожных и научных гипнологов, тонких, вдумчивых и осмотрительных экспериментаторов, не попадая в настоящую цель. Эти претензии, впрочем, получили достойный отпор со стороны маститого гипнолога Альберта Молля.
В последующие отдельные издания своей работы д-р Котик вносит новые факты: кроме телепатии с подмосток тут же фигурирует одна знакомая автора, обладающая способностью графического автоматизма, не профессионалка.
Третья редакция его работы озаглавлена еще по-новому: «Непосредственная передача мысли» (1908 г.).
Оставляя в стороне профессионалку, займемся опытами с его знакомой. Автор экспериментирует с ней у нее на квартире, в ее комнате.
Здесь кое-что сразу бросается вам в глаза. Из 17 задуманных Котиком слов, 9 — очевидные предметы окружающей обстановки, т. е. комнаты: свеча, подушка, кровать (два раза), бумага, газета, икона, стакан, звонок.
Конечно, здесь не пользуются сознательной сигнализацией, но условия конвергенции налицо — общие зрительные образы для обоюдного и невольного одновременного самовнушения задания и ответа. Это 53 % подсказанных обоим окружавшей их обстановкой заданий. Возможно, дальше, что слово «поле» и «река» являются сюжетами картин на стенах комнаты, или это — открытки, которые через три листа у автора будут фигурировать, они, по-видимому, принесены автором. Слово «снег» не оправдывается ли взглядом в окно, если была зима? Откинем-ка лист-другой назад — и что же читаем? «Опыты проводились в конце 1906 и начале 1907 г.» Конечно, была зима! Тогда 12 слов из 17, т. е. 70 %, заимствованы извне по самовнушению. У медиума совершенно точных, тождественных отгадываний из 17 — всего 6 (35 %). К их числу я отношу даже такие ответы, как на «реку» — «лодка», на «газету» — «журнал».
Итак, ни N-лучей, ни эманации тревожить тут нечего.
Мы видели, как возникают совместные ассоциации из общих корней (конвергенция) в наших начальных опытах.
Дальше у Котика идут эксперименты с открытками. Котик любит исключительно виды и их задает. Это мы видим из текста его книги. Он говорит: «Открытки представляют громадный выбор всевозможных видов». А в видах, скажу я от себя, есть обобщающие слова: «сколько воздуха», «какая даль»,— и все эти слова как раз там фигурируют. Неожиданный 4 рисунок — собака — среди видов отгадчицей, разумеется, не отгадан. Ни общих слов, ни общего зрительного стимула для обоих тут не было, и конвергенция отсутствовала.
Перципиентка (воспринимательница) сразу машинально ориентируется в известном вкусе автора к рисункам и широко пользуется неопределенными формулами для пейзажа: «сколько воздуха» и «какая даль», которые удивляют и восхищают наивного экспериментатора.
Этим исчерпывается мудрость опытов Котика и минуются N-лучи и всякие эманации психофизической энергетики...Я позволил себе задержать ваше внимание на опытах д-ра Котика, так как именно они соблазнили многих обывателей, привыкших принимать печатную книгу на чистую веру.
Теперь перейдем к интересному случаю Льебо. Льебо — Нестор современного гипнотизма, его отец, зоркий и осторожный наблюдатель.
Протокол от 9 января 1866 г. (в Нанси) гласит: Сомнамбулу, свою пациентку, Льебо усыпляет. Чтобы избежать непроизвольного шепота, он пишет записку: «Девушка по пробуждении увидит, что ее черная шляпа стала красной». Записка обходит участников в полном молчании окружающих, ими прочитывается про себя. Участники (Льебо и Тэта) возлагают руки на лоб усыпленной, мысленно представляя себе шляпку красной. Вслух ей внушает Льебо только следующее: «она увидит сейчас в комнате что-то особое», и он тотчас же будит ее. Она сразу устремляет глаза на шляпку и заявляет, смеясь, что это не ее шляпа, такой ей не надо. Форма та же, но, однако, довольно шутить, ей надо вернуть ее шляпу. «Но что случилось?» — «Вы сами видите, у вас такие же глаза».— «Ну, что именно?» — долго пришлось настаивать, пока она не объяснила перемены; над ней хотят посмеяться и положили чужую красную шляпу вместо ее черной. Льебо дунул на красную шляпу, и иллюзия вмиг исчезла.
Автор, со свойственным ему тактом, не пускается в рискованные объяснения и лишь констатирует факт. Дело от этого только выигрывает. Важно, что этот факт исходит от человека исключительной опытности в своей сфере. Я позволю себе, однако, сделать замечание, что привычные ассоциации, привычные шутки и манеры экспериментатора, может быть, подметившего резко отрицательное отношение скромной молодой девушки к кричащим цветам, побудили невольно избрать контрастный парадокс — красная шляпа,— почерпнутый из предшествующих бесед. Кроме того, разговорные фразы в продолжительном споре и пикировке о шляпе во время сеанса могли отразить невольно наводящие идеи, которые улавливались сомнамбулой механически. Словом, конвергенция не исключена. Недаром осторожный Льебо заканчивает описание пожеланием еще и еще раз возвратиться потом к таким опытам.
Лично я возвращался к таким опытам не раз. Экспериментировал я со многими, но больше всего с агрономом К. И. Пангало. Сам отличный сомнамбул, он должен был быть и объектом более здесь подходящим, как думают телепатисты. Из многих наших опытов, приводящих к одному и тому же результату, я выбираю один из записей 1910 г.
Дело было в Москве. К. И. Пангало тогда недавно окончил Петровско-Разумовскую академию. Мы часто проделывали с ним опыты мысленного внушения. Давно уже я носил для него в кармане снимок Академии на открытке.
Кроме факта ок ончания Академии моим другом не было другого ближайшего общего повода (например, разговора), который наводил бы на данную тему. Но если мысленная передача допустима, то более родственная тема, очевидно, должна легче усваиваться перципиентом.
Случайно мы встретились на Никитском бульваре и пошли рядом, как вдруг я предложил произвести опыт мысленного внушения. Сели на скамейку, он закрылся рукой, а я смотрел на открытку, напряженно воображая себе известное двухэтажное здание Академии с его характерными выпуклыми стеклами. «Что вы себе представляете?» — «Положительно ничего, вздор какой-то... Погоди. Пожалуй... Большой дом в два этажа с колоннами, умного окон». Я ему предъявляю открытку. «Странно,— сказал он,— но воображаемый мною дом все-таки не хорошо мне знакомая Академия». Мы встали и хотели идти, но тут наш взор упал на дом, двухэтажный, с колоннами, много окон... — «Да вот он!» — воскликнул мой друг, указывая на него. Воображаемый дом был как две капли воды похож на этот. Зрительный образ был налицо.
Источник ошибок при оценке явлений с чтением мыслей надо искать в тех машинальных реакциях, которые разыгрываются у порога сознания или за порогом его. Здесь легко проявить грубые промахи, когда не считаемся мы с невниманием или бессознательностью. Много крупных ученых стали жертвой подобных ошибок. Решительно забывают еще одну существенную предосторожность. Соприкасаясь с какой- нибудь областью, будь это даже фокус, который следует отмести, нельзя игнорировать фокуса, приходится погрузиться в область фокусника, в его технику, а иначе мы не в состоянии ни принять, ни исключить фокуса. Говорим ли мы об N-лучах или других диковинках, мы должны до некоторой степени овладеть техникой физика. Невозможно иначе касаться вопроса ни положительно, ни отрицательно.
Вспомните недавнюю «психическую эпидемию» среди зоологов. Большие имена вовлечены были в нее. Град печатных работ о читающих и вычисляющих эльберфельдских лошадях Краля наводнил научный рынок. Лошади могли, видите ли, извлекать даже кубический корень, превосходя былых гимназистов пятого класса. Самовнушение и неосторожное суждение за пределами своей специальности действовало тут. Лошади, однако, перестали читать и вычислять, когда конюха уволили. Зоологи перестали писать научные трактаты с этих же пор. (Д-р Котик и здесь опередил всех в исключительной смелости. Лошадь отбивает условные знаки копытом — это, по Котику, человеческая голова посылает психо-физическую эманацию в лошадиную ногу.) Конечно, здесь была дрессировка, а не мысленное внушение!
Теперь я коснусь так называемых идеомоторных движений. Они возникают за порогом сознания в машинальной бессознательной сфере, и этот вид тайной церебрации лишний раз ставит нас лицом к лицу с группой однородных явлений, разыгрывающихся в сокровенных чертогах и лабораториях мысли.
В 1881 г. я возвращался из Киева в Аткарск. Прямо с дороги я очутился у знакомых на сеансе спиритизма и чтения мыслей. До провинциального городка докатилась уже волна «психической эпидемии» от Бишопских выступлений с чтением мыслей в больших городах. Усталый, я не успел даже опомниться от пути, как с завязанными глазами стоял посреди комнаты, чтобы исполнить какое-то задуманное действие,— очевидно, пойти и взять... Меня повернули несколько раз, ориентировка потеряна, сзади к спине прикасаются чьи-то руки. Я стою в недоумении и, помнится, покачнулся... Руки предупредительно поддержали меня тут — и неодинаково поддержали. Правая надавливала больше левой, так что я и повернулся от правой влево. Теперь левая надавливала больше правой — очевидно, я повернулся влево больше, чем надо; я и поправил чуть-чуть поворот снова вправо. Дальше — больше: было ясно, как руки меня невольно куда-то вели. Делая теперь уже нарочно заведомо большие движения в стороны, укаэуемые давлением, или слегка покачиваясь, можно было покачиваниями и поворотами провоцировать невольные реакции наложенных рук и считывать их непроизвольные указания. Так меня в конце концов прямо-таки довели до препятствия. Я его ощутил левой стороной верхней трети моих бедер. «Что это? Край стола? Будто пониже стола»... Рука моя, как бы ища ориентировки, совершенно невольно поднимается, так как в слепом положении с повязкою на глазах я ничего не знаю. «Надо, должно быть, что-то тронуть и взять, если идти дальше нельзя». Под рукой ощущаю клавиши фортепиано; дело ясное — я на клавиши надавил. Тут поднялся неописуемый крик восторга, и верущие вокруг оказались не в пример более слепы, чем я под моею повязкой.
Сеанс столоверчения XIX в. По мнению участников сеанса, даже вас сидящих на столе детей не может препятствовать верчению стола, так велика сила медиума.
Спиритизм (вера в возможность необычных проявлений духов в материальном мире) — понятие, может быть, самое древнее и тем не менее самое живучее. «Эпидемия» спиритизма возникла в середине XIX в. в Америке, затем быстро перекинулась а Европу. Не обошла она и Россию. Заезжие медиумы (посредники, общающиеся с душами умерших) вызвали интерес не только в широкой публике, но даже а высококультурных кругах. Жертвами «эпидемии» стали известный химик А. М. Бутлеров и зоолог Н. П. Вагнер. Особой популярностью пользовались сеансы столоверчения. В 1875 г. специальная комиссия под председательством Д. И. Менделеева, казалось, развенчала спиритизм, но, как выяснилось, не навсегда. и не было никаких сил их убедить, как оно было на самом деле. Они кричали свое: «Исполнил!». И это объединяло их без рассуждений.
В 1901 г. странствующий гипнотизер и чтец чужих мыслей, кажется Антон Лориц, выступал перед саратовской публикой. Он предлагал желающим задумать, что он должен сделать (пойти, найти, взять). Загадавший должен был ему возложить руки на плечи и усиленно думать о загаданном. Чтец мыслей пускался нарочно в бег, это помогало ему обнаружить непроизвольные движения чужих рук, возложенных на его плечи, отвечающих очередно предстоящему действию. Я успел предварить одного добровольца-индуктора, что в опыте надо себя самого поставить в условия, исключающие всякую возможность невольно передать на языке толканий свои идеи. Задумано было: во втором ряду подойти к пятому креслу и на него встать. При условии возложения рук на плечи на языке толканий передача «сесть» была бы возможна, но «встать» передать нельзя. «Встать» можно было бы передать при условии поддерживания индуцируемого индуктором под локти, но тогда на языке бессознательных реакций непередаваема была бы идея «сесть». Нетрудно было предвидеть, что все, кроме «встать», в нашем случае будет исполнено. Так оно и случилось. И мне пришлось выступить перед публикой с объяснением.
В июле 1874 г. американец Броун выступил со своим пресловутым «чтением» или «угадыванием» мыслей, а в октябре того же года американский ученый Бирд объяснил это бессознательным улавливанием чужих бессознательных движений. Спустя семь лет, в 1881 г., выступает на подмостках другой чтец мыслей, англичанин Бишоп, и знаменитый английский физиолог Карпентер сейчас же дает этим фактам аналогичное объяснение, развивая свое учение об идеомоторных движениях (отражение идеи на мышцах тела), предполагая, впрочем, что улавливание со стороны фокусника является сознательным и умелым. Мы видим это на моем примере. Бишоп в этом же году появляется и в России. Мне довелось быть тогда на сеансах Бишопа в Киеве. Я присутствовал и на последующей лекции проф. И. А. Сикорского, который тоже сводил вопрос на эту самую плоскость.
Английский физик Крукс опубликовал опыты с передачей механической энергии на расстоянии. Они были проверены а комиссии физиков под председательством! Д. И. Менделеева в 4 875 г. с отрицательным результатом. Знаменитый физик Фарадей по поводу спиритических сеансов доказал прямыми опытами, что каждый раз, как столик двигался, аппараты, соединенные с руками присутствующих, обнаруживали мышечное напряжение рук участников и трату мышечной (механической) энергии.
Все те же идеомоторные движения, посылаемые бессознательно. Простая постановка опыта обнаруживает их хорошо, например, на закопченном вращающемся барабане. Экспериментирующим предлагают просто держать перо, касаясь им барабана.
Перо чертит на нем совершенно прямую линию. Видоизмените условие: думайте, что рука идет вправо, но держите ее все-таки прямо — и вы получите прямую черту, зигзаг вправо... Если будем думать о движениях влево, стараясь удержать руку прямо, получим обратные отклонения. Станем думать о попеременных' движениях то туда, то сюда — регистрирующий прибор запишет и эту вашу потайную мысль, выявляя ее с беспристрастием автомата. Так регистрируются идеомоторные движения, исходящие из бессознательной сферы, из-за порога сознания.
Мне кажется, что я имею положительное право относиться к вопросам телепатии и чтения мыслей, примыкающим к группе спиритических явлений (столоверчение, хождение блюдца и планшетки) вполне отрицательно, так как машинальная деятельность бессознательной сферы и идеомоторные движения удовлетворительно объясняют эту группу явлений близкого порядка, с «чтением мыслей" включительно. Зарождающаяся где-то за порогом сознания мысль будет вам толкать мышцы — и от этого заходит блюдце, покатится планшетка на колесиках... В другом случае мышцы будут столь же бессознательно подталкивать одушевленный объект, другого человека, который станет повиноваться им, может быть тоже бессознательно и невольно, в самом деле не замечая их (Бирд): но он может и сознательно, бегло считывать и выполнять, если он фокусник (Карпентер).
Наконец, отгадывание рисунков является непроизвольной реакцией на одновременное и обоюдное одинаковое впечатление. Оно у одних будет бессознательным, но сознательным и искусственным — у фокусника.
Кажется, в 1912 г. проф. В. Д. Зернов позвонил мне по телефону, что посылает ко мне феноменального счетчика-математика Араго, приехавшего в Саратов.
Громкая фамилия. Фамилия великого математика. На приеме, впуская и отпуская пациентов, я вскоре увидел маленькую, тощую артистическую фигурку с курчавою головой, по- каэывшуюся мне почему-то знакомой. Зрительная память у меня особенно отчетлива. Уж не счетчик ли математик, который в Париже в театре Олимпия демонстрировал вместе с «маршалом Монтгомери», чревовещателем? Мне года два назад привезли эту афишу с их фотографиями. Он изображен на одной сам с собой в трех лицах. Быстро открываю и пересматриваю ящики стола и нахожу эту афишу. Он! Но здесь он назван Романов. Тоже громкая фамилия. Между очередными пациентами я иду прямо к нему: «Вы от проф. Зернова?» Небольшое удивление: «Да».— «Араго в России, а в Париже Романов?» — Полное недоумение. «Вы были в Париже?» —спрашивает он.— «Никогда». Он ничего не понимает. «Вы приехали нас удивлять цифровой памятью,— говорю я ему,— у меня хорошая зрительная память, и она удивляет вас. Я вам очень многое пояснил и прибавлю еще, что всякий приличный психолог должен быть немного Шерлоком Холмсом». Оставляя его в окончательном недоумении, я повел его в кабинет договориться о демонстрации его опытов в нашем Психобиологическом кружке. Инцидент на этом кончился: вследствие неподходящей цены соглашение на демонстрацию в научном кружке не состоялось. Но этот пример при желании можно было бы выдать за ясновидение.
О телепатии и сходных явлениях писали, помимо Льебо, также Бони, Пьер Жанэ, Шарль Рише, Герикур, Охорович, Генри Сидвик, Шренк- Нотинг, Париш и многие другие. В Лондоне было основано со специальной целью исследования этих явлений «Общество психических исследований». Возникла международная статистика «галлюцинаций наяву», и Лондонское общество издало известную книгу "Phantasm of the living" (1887 г.), обработанную Гарнейем, Майерсом и Подмором (есть во французском и русском переводах). Пишут о телепатии кое-когда и теперь. Возникло немало специальных обществ в разных странах (я укажу на бывший «Психобиологический кружок» в Саратове, основанный в 1912 г.).
Люди любят таинственное. Обыватель предпочитает брать факты на веру, и это заставило воскликнуть Карифу:
«Мир хочет обманываться, так пусть будет обманут!»
Теперь группу всяких чудесных явлений стремятся называть парапсихологией. Но я не представляю себе никакой паранауки.
И, если суждено открыть и объяснить самые таинственные психические явления, это не сделает парапсихология, паранаука и параученый, а настоящая наука и настоящий ученый.
Публикацию подготовила М. Е. Раменская.
"ПРИРОДА", №7, 1987 год
ИСТОЧНИК: https://zen.yandex.ru/
|
